каморка папыВлада
журнал Иностранная литература 1964-09 текст-30
Меню сайта

Поиск

Статистика

Друзья

· RSS 19.03.2024, 14:24

скачать журнал

<- предыдущая страница следующая ->


Еще три человека — врач, который укрывал у себя Бута и помог ему бежать, и два сепаратиста из Мэриленда, присутствовавшие на встрече в Сурратсвилле, где шла подготовка к преступлению,— были приговорены к пожизненному заключению за косвенное соучастие. Впоследствии пожизненная тюрьма была заменена им разными сроками заключения. К шести годам тюрьмы был приговорен рабочий сцены, менявший декорации в театре Форда; Джон М. Ллойд, нанятый Мэри Суррат для обслуживания таверны, также замешанный в заговоре, избежал заслуженной кары, выдав полиции сведения, которые навели ее на след штаб-квартиры заговорщиков. Ллойд не впервые имел дело с блюстителями закона. Работа в таверне служила ширмой для его главного занятия — провоза контрабанды через границу. Он имел обширные связи с подпольным миром, и в наши дни его назвали бы гангстером. Интересное обстоятельство: цепь заговора Бута прорвалась в самом слабом своем звене — выдал наемник.
Одному из заговорщиков — Джону Суррату, сыну владелицы таверны — удалось пересечь границу и бежать в Канаду, там он нашел убежище в монастыре, а со временем перебрался в Европу и поступил в зуавы. Суррата нашли и предали суду лишь в 1867 году, а к этому времени вся общественная атмосфера в США переменилась. Негодование первых месяцев улеглось, страсти поутихли. Как это ни покажется невероятным, но не нашлось присяжных, готовых осудить Суррата. Голоса присяжных разделились, и он был оправдан.
Итак, распространенное в народе мнение, что убийца Линкольна — сумасшедший, осуществивший свой преступный замысел в одиночку, оказалось неверным. Бут не только имел соучастников, эти соучастники занимали гораздо более высокое положение, чем он сам. Они-то и остались безнаказанными. А избежали они виселицы благодаря тому, что единственного человека, который мог их назвать, заставили замолчать. Этим человеком был Джон Уилкс Бут, и, подобно Ли Освальду, он был убит в то время, когда уже находился в распоряжении своих преследователей.
Убийца Линкольна спал в амбаре с Геролдом, своим слабоумным молодым помощником, когда их разбудил шум приближающейся погони. Лейтенант Э. П. Догерти, командовавший отрядом полиции, приказал Буту и Геролду выйти из амбара и пригрозил, что подожжет их убежище, если они не подчинятся его приказу. Геролд тут же выскочил и сдался. Но Бут, которому гордость не позволяла сдаться, пока он не сыграл свою роль до конца, пока не довел ее до высшей драматической кульминации, все еще медлил, даже когда вспыхнули первые языки пламени. И тут — в тот момент, когда фигура Бута выделилась на фоне озарившего амбар огня,— сержант отряда, нарушив приказ доставить Бута живым для передачи в руки судей, выстрелил в него, и тот спустя три часа скончался. До самого конца Бут сохранял сознание, но говорить он не мог, и если он и хотел произнести последнюю исповедь, побахвалиться или высказать гневное обвинение — он уже был не в силах сделать это.
Смерть Бута явилась поистине даром судьбы тем, кого он мог выдать. Во время суда над второстепенными участниками заговора правительственные адвокаты ясно доказали их подчиненную роль. Главные заговорщики остались непойманными, и первым среди них был не кто иной, как Джефферсон Дэвис, президент Конфедерации, за поимку которого была назначена награда в 100 000 долларов. Официальное обвинение, предъявленное от имени Соединенных Штатов арестованным участникам заговора, гласило, что они «коварно, беззаконно и вероломно... учинив заговор, замышляли в сговоре с нижепоименованными Джоном Г. Сурратом, Джоном Уилксом Бутом, Джефферсоном Дэвисом, Джорджем Н. Сандерсом, Биверли Тэкером, Джекобом Томпсоном, Уильямом К. Клири, Клементом К. Клеем, Джорджем Харпером, Джорджем Янгом и другими, оставшимися неизвестными лицами, злодейски убить... Авраама Линкольна... Эндрью Джонсона... Уильяма Г. Сиворда... и Улисса С. Гранта...»
Даже несмотря на отсутствие главного свидетеля, прокуратура Соединенных Штатов смогла доказать, что убийство в театре Форда вовсе не было, как думали вначале, стихийной вспышкой, порожденной жаждой мести после капитуляции генерала Ли. Заговор существовал никак не меньше года и по первоначальному замыслу должен был вылиться в военную операцию, а не в изолированный террористический акт. Бут рассчитывал не на убийство президента, а на захват его живым. Затем он предполагал с помощью своей группы и других пособников-южан доставить президента в распоряжение южных войск и передать в руки правительства Конфедерации. Бут даже выезжал в Канаду и там обсуждал этот план с агентами конфедератов, в том числе — на последнем этапе переговоров — с Джекобом Томпсоном, личным эмиссаром Джефферсона Дэвиса и, по-видимому, самым видным представителем правительства Конфедерации в Канаде, которая на всем протяжении войны была главным центром интриг агентов Конфедерации и изменников из числа северян. Предложение Бута произвело столь большое впечатление на Томпсона, занимавшего пост министра внутренних дел в расположенном к южанам правительстве президента Бьюкенена — предшественника Линкольна, что Томпсон перевел крупную сумму на текущий счет Бута в банке Онтарио, в Канаде. Соответствующий чек, закрепивший эту финансовую операцию, был предъявлен судебным адвокатом Джоном Бингхемом военной комиссии, которая судила участников заговора. Заручившись официальным одобрением Джекоба Томпсона и ощутимыми доказательствами поддержки со стороны правительства конфедератов, Бут возвратился в Соединенные Штаты вербовать помощников для выполнения своего замысла. Мимо друзей Бута не прошел незамеченным тот факт, что никогда еще у него не было столько денег, как во второй половине 1864 года. Он объяснял это тем, что нажился на спекуляциях нефтяными акциями, однако на суде маклер Бута показал, что Бут не получил ни пенса из этого источника, напротив, спекулируя на бирже, он едва не разорился.
Когда армии южан были разгромлены и возникла опасность капитуляции, группа, организованная Бутом для похищения президента, пришла к выводу, что от этого плана следует отказаться. Найти возможность захвата Линкольна оказалось нелегким делом: его слишком хорошо охраняли. Теперь, казалось, уже чересчур поздно думать о похищении, и один из заговорщиков высказал эту точку зрения Буту в письме, написанном за 18 дней до убийства президента. Он посоветовал Буту, прежде чем предпринимать дальнейшие действия, «отправиться в Ричмонд и выяснить, как там относятся к его планам». Намеки, содержащиеся в этом письме, и другие свидетельские показания говорили о том, что Бут при посредстве агентов, засылавшихся в расположение северян для встречи с ним, осведомлял столицу южан о своей деятельности. Так же очевидно, что он не только не был единственным инициатором заговора, но и являлся всего лишь подчиненным, выполнявшим приказы заговорщиков, которые стояли выше его; их авторитет был для него непререкаем вплоть до того момента, когда падение Конфедерации освободило Бута от всяких обязательств по отношению к его хозяевам. Если ставший завершением заговора террористический акт был осуществлен Бутом по собственному почину, что кажется наиболее вероятным, то ответственность за первоначальный план заговора падает на гораздо более высокопоставленных лиц и таких почетных и знатных людей, как Джекоб Томпсон, а тем самым — непосредственно на столицу Конфедерации и ее правителей.
Именно на этом обстоятельстве и было заострено внимание адвоката Бингхема, когда он предъявил чек с пометкой «оплатить по распоряжению Дж. Уилкса Бута» и определил, что подпись иод чеком принадлежит «агенту Джефферсона Дэвиса». «Что еще требуется? — задал вопрос государственный обвинитель.— Нет надобности добавлять хоть одно слово в подтверждение того, что Джефферсон Дэвис и его многочисленные друзья в Канаде замешаны в этом заговоре. Если требуются какие-либо дополнительные доказательства соучастия Дэвиса, то пусть эта бумага, найденная у Бута — наемного убийцы,— его обличит».
Можно ли предположить, что Дэвис и другие предводители Конфедерации были по своему моральному уровню не способны решиться на такой акт, как убийство (ведь в любом плане похищения не исключается возможность убийства)?
Факты доказывают, что заговорщики не отвергали это средство. В делах военной прокуратуры в Вашингтоне хранится письмо, найденное в архиве конфедератов. Из него явствует, что некто Олстон, лейтенант Южной армии, обращался к президенту Джефферсону Дэвису в 1864 году, в то самое время, когда Бут устанавливал контакты с канадскими агентами южных штатов. Олстон предлагал организовать заговор с целью убийства Линкольна, что, по его словам, «избавило бы страну от одного из ее смертельных врагов и поразило бы в самое сердце тех, кто пытается заковать ее в цепи рабства». Дэвис приказал тщательно рассмотреть представленный Олстоном план и выяснить, имеет ли он шансы на успех. Так, по указанию Дэвиса план предстоящего убийства был направлен в ведомство секретаря по военным делам (военного министра), где этот план был рассмотрен лично заместителем секретаря и передан генерал-адъютанту с пометкой «обратить внимание».
Кажется ясным, что убийство Линкольна рассматривалось южными штатами как реальная цель — высшие руководители этих штатов распорядились тщательно изучить планы и, если они окажутся основательными, поощрить и поддержать заговорщиков денежной субсидией. Можно считать также установленным, что несколько групп, подобных группе Бута, действовали на Севере независимо друг от друга; если бы одна из них попыталась осуществить свое назначение и ее участники были бы арестованы, то южные штаты, по-видимому, отреклись бы от них, как это бывает всегда при провале шпиона или саботажника.
Но как только убийца сам был убит, ни одно из этих обвинений не могло быть доказано с достаточной, не оставляющей места для сомнения убедительностью. Все нити между правительством мятежников и убийством Линкольна проходили через Бута — а Бута заставили замолчать навсегда. Его свидетельские показания уже нельзя было заслушать, и Бостон Корбетт, застреливший Бута, так болезненно размышлял о последствиях содеянного им, что в последние годы своей жизни оказался в приюте для душевнобольных.
А лица, представшие перед судом по обвинению в убийстве Линкольна, были всего лишь простыми исполнителями, а инициаторы заговора, за исключением самого Бута, ушли от возмездия.
Теодор Роско в своем предисловии к книге «Паутина заговоров» приходит к следующему выводу: «Факты свидетельствуют, что преступники, ответственные за смерть Линкольна, не понесли кары за убийство».
Дэвис, впрочем, в конце концов был арестован, и при обстоятельствах, для него, человека самолюбивого и гордого, крайне унизительных. Его задержали, когда он бежал от наступающих армий северян с семьей, слугами, с движимым имуществом, рассчитывая переправиться по воде из Флориды в Техас. До него дошли слухи, что шайка солдат, недавно отпущенных из армии, готовится напасть и ограбить его, дэвисовский, транспорт, проведав, что он увозит с собой часть золотого запаса южан. Войскам северян, однако, удалось опередить их. Солдаты, подошедшие к палатке, в которой прятался Дэвис, были встречены женой последнего. Она появилась босая и, покраснев, пробормотала, что ее дочь не может принять у себя мужчин. Немного погодя из палатки вышла мисс Мэгги Хоуэлл, приходившаяся ей, собственно, не дочерью, а сестрой. Девушку сопровождала какая-то пожилая дама, накрывшая голову шалью и согнувшаяся в три погибели. В ее руке было ведро. Старая дама сказала солдатам, что ей очень нужно набрать воды в ручье, и попросила пропустить ее.
Солдаты колебались. Возмущенная г-жа Дэвис, разыгрывая из себя аристократку, закричала: «Дайте, ради бога, моей старой матери набрать воды!» Солдаты отошли, и бедная старушонка заковыляла по направлению к лесу. Но тут же кто-то из солдат заметил, что для особы ее пола и возраста она носит чересчур тяжелые сапоги. К старухе подъехал верхом капрал и предложил ей снять шаль. Под женским нарядом оказался не кто иной, как разыскиваемый президент Конфедерации. Взбешенный тем, что он очутился в столь нелепом и смешном положении, Дэвис начал осыпать бранью задержавших его солдат — как-де они посмели обыскивать женщину. «Есть ли среди вас настоящий мужчина? — кричал он.— Дайте-ка на него взглянуть!» «Я мужчина,— сказал капрал,— и если вы сделаете хоть один шаг, я вышибу у вас мозги».
Услыхав такое предупреждение, президент Конфедерации стал тише воды и ниже травы *.
* После многих лет печальных раздумий Дэвис в своей книге «Взлет и падение правительства конфедератов» пытался оправдать собственное поведение. Он пишет, что в его палатке было темно и что он лишь по ошибке надел на себя пальто жены, а она, заботясь о его здоровье, дала ему свою шаль — «утро было сырое и холодное». Дэвис утверждает, что когда капрал приказал ему остановиться, он «ответил в вызывающем тоне», сбросил пальто и шаль жены и наверняка стащил бы наглеца капрала с лошади и ускакал на ней, если бы в эту решающую минуту жена не обняла его. Из-за целой серии неудач подобного рода гражданская война и оказалась проигранной. (Прим. автора).
Однако арест еще не означал признания виновности. Дэвиса даже не привлекли к ответственности за участие в заговоре с целью убийства президента. Со смертью Линкольна атмосфера в стране быстро менялась. Те самые люди, которые всего лишь несколько лет назад боролись против собственной родины, были возвращены к власти. Несколько человек из числа свидетелей, доказывавших в своих показаниях непосредственную связь между Джефферсоном Дэвисом и заговором Бута, спустя год решили, что гораздо разумнее отказаться от прежних показаний. Дэвис, проведший два года в одной из тюрем Юга в весьма приличных условиях, в конце концов был признан виновным по статье об измене. Его дело слушалось в суде Ричмонда, столицы Конфедерации, однако виргинские судьи не сумели договориться между собой и прийти к единому решению. Тогда дело передали в Верховный суд США. Пока тянулось следствие, президент Соединенных Штатов южанин Джонсон (в момент убийства Линкольна он занимал пост вице-президента) объявил амнистию всем заключенным в тюрьмах Юга; кстати, именно Джонсон был единственным из трех руководителей государства, вышедшим невредимым из замышлявшегося тройного убийства. В первые месяцы после смерти Линкольна Джонсон принадлежал к тем, кто громче всего требовал возмездия, впоследствии, однако, его горячность поостыла. Джонсон настолько тесно связал себя с южанами, выступавшими против политики реконструкции, что в сенате было даже проведено голосование по поводу предъявленного новому президенту прямого обвинения в государственном преступлении. Ничего подобного не случалось за всю историю Соединенных Штатов. Тридцать пять голосов было подано за признание президента виновным и девятнадцать голосов — в его поддержку, но поскольку при решении такого рода вопросов требуется большинство в две трети голосов, не хватило только одного голоса, чтобы лишить его власти. После выборов нового президента, когда он ожидал момента вступления в должность. Джонсон по случаю рождества 1868 года провозгласил «безоговорочно и без ограничений, всем и каждому, кто прямо или косвенно участвовал в недавнем восстании или бунте, полное прощение и амнистию, если преступление заключалось в измене Соединенным Штатам или в принадлежности к стану их врагов в годы гражданской войны, с восстановлением всех прав, привилегий и неприкосновенности, предусматриваемых конституцией и законами, введенными в ее развитие».
К тому времени Дэвис был освобожден под залог, большую часть которого внес один из самых богатых в стране людей Корнелиус Вандербильт, миллионер с Севера. «Бизнес — как обычно» — таков был общий лозунг; установление ответственности за смерть Авраама Линкольна казалось теперь предпочтительнее всего предоставить на усмотрение историкам — считалось, что «не может послужить никакой доброй цели» постановка вопросов, могущих ввергнуть в смущение южан, помощь которых так необходима для реконструкции.
После амнистии все обвинения против Дэвиса были сняты. Он прожил еще двадцать один год и умер в 1889 году, почти четверть века спустя после смерти Линкольна, весть об убийстве которого оглашалась войскам южан в присутствии Дэвиса и встречалась буйными кликами восторга. «Это было естественно,— писал впоследствии Дэвис,— при известии о падении того, кого они считали своим самым могущественным врагом... Речь шла о враге столь беспощадном в ходе войны за наше порабощение, что было бы просто немыслимо ожидать от нас скорби».
В какой мере первый случай убийства президента Соединенных Штатов мог быть объяснен помешательством в том смысле, как этот термин понимается в нынешних судебных инстанциях? Ни в какой. В группе, которую сколотил Бут, двое характеризовались столь низким уровнем интеллекта, что их можно было отнести к слабоумным. Однако ни один из них не мог бы выполнить самостоятельно даже своей доли участия в заговоре. Люди подобного типа могут использоваться в качестве орудий убийства, но не способны организовать его. Они способны учинить свирепую резню, подобно той, которую устроил Поуэлл в семействе Сиворда, но в преступлениях, требующих умения заглядывать вперед и менять тактику в соответствии с изменением обстановки, они бесполезны.
Это, однако, не означает, что убийство президента не может быть осуществлено неполноценным человеком более высокого умственного развития, но судебные инстанции Соединенных Штатов всегда придерживались мнения, что помешательство такого рода должно носить характер, распознаваемый медициной. Прецедент был установлен в ходе разбирательства дела Чарльза Дж. Гито, казненного за убийство Джеймса А. Гарфилда, второго президента Соединенных Штатов, которому суждено было погибнуть от пули убийцы. В Гарфилда стреляли 2 июля 1881 года, всего через несколько месяцев после его вступления на президентский пост. Стрелявший был тотчас же арестован и сразу признал себя полностью виновным, хотя признание его было аннулировано несколько месяцев спустя, когда адвокат обратился в суд с заявлением о помешательстве подзащитного, что могло послужить основанием к отмене наказания.
Сам Гито был адвокатом — или, по меньшей мере, претендовал на такое звание — и, подобно многим людям этой профессии, рассчитывал на политическую карьеру. В выборах 1880 года планы Гито потерпели крах. Он делал ставку не на то крыло своей партии, и, хотя республиканцы получили большинство, лавры достались тем, кто поддерживал Гарфилда в борьбе за выдвижение его кандидатом на последнем съезде республиканской партии. Фракция Гито — из числа нью-йоркцев, известных под кличкой «стойкие»,— составляла главную оппозицию Гарфилду. Тридцатидевятилетний Гито все еще оставался скромной политической фигурой и неудачливым адвокатом. Едва ли и тот кандидат, которому он оказывал поддержку, предоставил бы ему желаемое — скромный дипломатический пост во Франции. На это и не пошел Гарфилд, у которого Гито непрестанно домогался аудиенции. Гарфилд, будучи в то время осаждаем другими претендентами на посты, игнорировал просьбы Гито. Наконец, в приступе гнева и отчаяния Гито, взяв пистолет, отправился на железнодорожный вокзал, откуда президент — один из самых мягких и самых интеллигентных людей, когда-либо занимавших этот пост,— намеревался покинуть Вашингтон, направляясь с коротким визитом в университет, в котором когда-то учился. Разъяренный адвокат окликнул его и, подняв пистолет, дважды выстрелил в Гарфилда. Первая пуля скользнула по плечу Гарфилда и слегка ранила его, зато вторая прошла вглубь в области позвоночника. Президента в тяжелом состоянии перевезли в больницу. Все лето Гарфилд боролся за жизнь, а 19 сентября скончался от последствий ранения.
У Гито были свои мотивы для подобной акции. Это не преступление безумца, который слепо наносит удар своей жертве без всякого к тому основания. Гито ненавидел Гарфилда, он был уверен, что президент обошел привилегиями его и других ему подобных, хотя они имели право на вознаграждение за свои услуги партии. В предвыборной кампании, рассуждал Гито, Гарфилд пользовался их поддержкой, но, попав в Белый дом, на все административные должности назначил исключительно политиков противоположного «стойким» лагеря, тогда как по традиции они предназначались тем, кто больше всего приложил стараний для победы своей партии. Обладая здравым рассудком, Гито был преисполнен злобы и жажды мщения. Если бы все убийцы, движимые подобными мотивами, объявлялись сумасшедшими, то наказание за убийство стало бы редчайшим явлением.
Сумасшедший, обуреваемый манией преследования, наверняка мотивировал бы свой акт мщения совершенной в отношении него несправедливостью. Гито сформулировал свои мотивы значительно сложнее. Это типично для людей вполне здравых, когда они совершают акт, который даже им самим показался бы невыносимо мелочным или неблагородным, если бы они решились признаться в этом. Они, как правило, изобретают мотив более благородный и обманывают самих себя верой в то, что они действовали якобы от лица некоей группы, с которой обошлись несправедливо, а вовсе не во имя самих себя. Так и Гито, выпустив пули в Гарфилда, провозгласил, что после смерти Гарфилда президентом станет вице-президент Честер А. Артур, а последний — настоящий «стойкий».
Здесь не было и признаков бреда сумасшедшего. Убийство Гарфилда действительно способствовало приходу к власти группы единомышленников Гито. Добившись выдвижения в кандидаты на пост президента в жесточайшей борьбе, Гарфилд пытался внести мир в ряды своей партии, предоставив побежденной фракции выдвинуть в вице-президенты собственного кандидата. Таким образом, как это часто случается в США, оба первых лица в государстве представляли прямо противоположные воззрения. Так было и с Эндрью Джонсоном при Линкольне, а по мнению многих, это в какой-то мере относится и к Линдону Джонсону при Кеннеди; в трех из четырех случаев убийства президента Соединенных Штатов его преемником становился человек, выдвинутый оппозицией справа. В четвертом как мы покажем ниже, президент Маккинли, хотя и сам являлся представителем крайне правых, все же оказался впоследствии смененным еще более правым экстремистом.
Просчет Гито заключался в том — и это свидетельствует всего-навсего, что он был лишь никудышным политиком, а отнюдь не каким-то психически неполноценным человеком,— что он воображал, будто совершенный им акт будет на руку «стойким», если он, Гито, открыто провозгласит свою приверженность к этой группе. Он был готов рискнуть собственной жизнью, принеся в жертву жизнь Гарфилда, во имя того, что сам он называл «политической необходимостью», которая «сплотит партию». В письме, написанном до убийства и предъявленном самим Гито в момент ареста, он обращался к лидерам группировки «стойких» с просьбой обеспечить его защиту. Он называл самого себя «стойким из стойких», перечисляя свои заслуги перед кандидатами этой группы во время предвыборной кампании.
По предположениям Гито, смерть Гарфилда должна была произвести тот же эффект, что в свое время и смерть Линкольна. Аналогичные соображения политической целесообразности побудили партию, к которой принадлежал президент Линкольн, во время выборов 1864 года выдвинуть кандидатуру южанина, придерживавшегося лояльных позиций, в качестве кандидата на пост вице-президента. Фактически же Джонсон был демократом, а Линкольн — республиканцем, но еще со времен гражданской войны республиканцы временно объединяли свои силы с силами демократической партии, противодействовавшими выходу из Союза тех южных штатов, где демократы традиционно были очень сильны. В кампании 1864 года появилось название — Союзная партия. Эндрью Джонсон был единственным южным конгрессменом, сохранившим верность Союзу. Он, не страшась угроз со стороны убийц, выступал в защиту лояльности по отношению к Соединенным Штатам в своем родном штате Теннесси, где другие «сторонники янки» были к тому времени либо убиты, либо подверглись избиениям. В первый срок президентства Линкольна, с 1860 по 1864 год, пост вице-президента занимал уроженец штата Мэн, поскольку считалось, что, коль скоро в президенты намечается человек с Запада, второй пост должен быть отдан человеку с Востока. Линкольн нередко в шутку говорил, что ему не угрожает убийство, потому что его вице-президент известен как более непримиримый враг Конфедерации, чем он сам. В 1864 году, однако, представлялось хитроумнейшим маневром продемонстрировать Югу, что даже южанам, при условии их лояльности, открыт путь к крупным постам в союзном правительстве.
Джонсон не был слишком заметной фигурой в правительстве при жизни Линкольна. Его затмевал не только сам Линкольн, но и члены кабинета. Среди последних, большая часть которых получила образование в крупных учебных заведениях северо-востока, он чувствовал себя простым парнем из захолустья. Его никак нельзя было назвать интеллектуалом, и среди тех, кто когда-либо занимал Белый дом, Джонсон был наименее образованным человеком. Вплоть до женитьбы он был просто неграмотен. На политической арене он появился очень молодым, одержав свою первую победу на выборах, когда ему шел двадцать первый год. В рядах своей партии он настойчиво продвигался, добился поста губернатора Теннесси, отбыл в безвестности один срок в конгрессе. В своей политической деятельности Джонсон отличался непоследовательностью взглядов: по некоторым вопросам он вел борьбу с богатыми землевладельцами, добиваясь повышения налогов и введения бесплатного начального обучения, но как только на повестку дня вставал вопрос о ликвидации рабства, неизменно оказывался горячим поборником интересов богатых рабовладельцев. В целом его воззрения были воззрениями самоучки, а его политический опыт преимущественно основывался на жизни в районах по границе продвижения первых переселенцев.
Как человек простой. Джонсон был подавлен совершенным убийством — его первая реакция сводилась к тому, чтобы заговорщики во главе с Бутом были наказаны с максимальной строгостью. Видимо, вследствие своей неискушенности он не сумел сделать необходимые выводы из совершившегося, понять до конца, насколько тесно возникновение этого заговора, как и ряда других, неудавшихся, связано с президентом Конфедерации и его приспешниками. Вот почему мелкие участники заговора — люди типа Геролда и доктора, лечившего рану Бута,— понесли наказание, незаслуженно суровое, а его настоящие вдохновители и организаторы остались безнаказанными. После того как утихло общественное мнение, требовавшее возмездия за убийство президента, на первый план выступили разногласия с северянами. Джонсон разошелся с конгрессом по основным вопросам в политике реконструкции. Конгресс настаивал на предоставлении гражданам-неграм права голоса, но Джонсон заявил, что решение этого вопроса следует предоставить самим штатам Юга (которых, разумеется, это не устраивало). Конгресс провел законопроект о предоставлении денежных субсидий бывшим рабам на время устройства их на работу, президент отказался подписать его. Конгресс пытался лишить тех, кто воевал против правительства, права занимать ответственные посты до 1870 года, президент в 1868 году предоставил им амнистию.


<- предыдущая страница следующая ->


Copyright MyCorp © 2024
Конструктор сайтов - uCoz