<- предыдущая страница следующая ->

ЛЕКАРСТВО ДЛЯ ЗДОРОВЫХ И БОЛЬНЫХ

Как объясняет современный словарь русского языка, диета — определенный режим питания. Следовательно, нечто наиболее подходящее данному человеку. К сожалению, зачастую для нас она складывается как бы сама собой под давлением жизненных обстоятельств. Утром — наспех, что попало, на работе — что в столовой подадут, а уж вечером — вволю, до отвала, благо никуда не надо спешить. Сидит в нас со стародавних времен жалкое, но удивительно живучее убеждение: сыто едим — хорошо живем. И это несмотря на то, что еще в древности призывали ученые человека разумного к умеренности (в XI веке великий врач Авиценна писал: «...не следует наполнять желудок в такой степени, при которой не остается места для дополнительной пищи, а надо переставать есть еще при наличии некоторого аппетита»), несмотря на то, что культура питания, физическая культура — категории, характеризующие современного человека.
Как-то весной, выйдя утром из дому в зеленый московский двор, я увидела соседку, собирающую в сумку молодые листочки крапивы. Надежду Васильевну Денисову, румяную и энергичную, знали и уважали все окрестные жители. Она вырастила трех сыновей, четырех внуков, вышла на пенсию, но праздно жить была не в состоянии. Вечно в делах и заботах, вечно на ногах — то подбивает соседок на дальнюю прогулку по лесу, то оформляет жэковскую стенгазету... Материально она обеспечена, зачем же ей крапива, подумалось мне. Когда-то именно крапива спасала от голода, но ведь те времена давно прошли. Достаточно заглянуть в магазин — любые фрукты: и апельсины, и грейпфруты, и лимоны. Не скрою, посмотрела я на соседку иронически.
В другой раз, попав к ней домой, удивилась еще больше. Она как раз вернулась с прогулки у Тимирязевских прудов и села обедать. А на столе стояла миска... с тюрей! Да-да, той самой. Квас да ложка подсолнечного масла, накрошенный черный хлеб, редька и лук. А к этому — душистая разварная картошечка в отдельной тарелке.
— Это блюдо еще моя бабушка, орловская крестьянка, любила,— весело сказала Надежда Васильевна,— так вот обедала и до ста лет дожила!
Мы разговорились. Оказалось, что моя соседка, которой недавно исполнилось 75 лет, практически здорова и необыкновенно деятельна. Она чрезвычайно много двигается, весьма умеренно питается и не представляет, как можно жить иначе. Попыталась в чем-то с ней поспорить, оправдывая обычное отношение к еде тем, что даже самой занятой хозяйке хочется приготовить повкуснее.
— А в чем вкус-то?— задумчиво ответила она.— Готовили-готовили, потом ели-ели, а радости и нет!
О какой же радости она говорила? Разве не готовим мы сейчас из самых разнообразных продуктов всевозможные блюда? Разве не расходятся огромными тиражами книги с кулинарными рецептами, рассчитанными на любой, самый изысканный вкус? Раскроем наугад одну из них. Вот, например, как рекомендуется готовить далеко не самое сложное блюдо — пудинг из моркови с сухарями:
1/2 кг моркови вымыть, сварить, очистить и протереть. В пюре всыпать 100 г сухарей. Одновременно желтки от 4 яиц, 1/2 стакана сахару и подогретое молоко (100 г) растереть до пышности (в течение получаса). Затем добавить туда морковное пюре, цукаты и изюм, перемешать, осторожно положить взбитые отдельно белки, выложить в смазанную маслом форму и запекать в течение полутора часов.
Итак, два часа затраченных усилий — и что же остается от моркови? После такой обработки она превращается совсем не в тот продукт, который вырос на грядке, и теряет почти все ценные вещества. Да, вкусно, сытно, сладко... Но совершенно бесполезно, а для людей пожилого возраста просто вредно.
Все крупнейшие авторитеты современной науки о питании сходятся на том, что длительная кулинарная обработка, консервирование продуктов приводят к потере большей части биологически ценных веществ, вызывая изменение их природных свойств. Профессор К. С. Петровский утверждал, что сейчас «все в большей степени выявляется полезность сырых овощей». В них сохраняются витамины, фитонциды, подавляющие жизнедеятельность гнилостных бактерий в кишечнике, окислительные ферменты, стимулирующие процессы пищеварения, эфирные масла, микроэлементы; сырые или слабообработанные растительные продукты обладают иммунными свойствами.
В книге Н. Г. Ковалевой «Лечение растениями» рассказывается, что «ранней весной крапива, например, содержит аскорбиновой кислоты в 2 раза больше, чем апельсины и лимоны, а каротина в ней столько же, сколько и в моркови. 20 г ее листьев содержат суточную норму потребности организма в витамине А. Молодые побеги и листья крапивы содержат также витамин К, хлорофилл, фитонциды, соли железа, кальция, калия и с успехом могут быть использованы для зеленых щей, приготовления салатов, пюре. В Грузии и Азербайджане молодые листья крапивы добавляют к пряностям при приготовлении национальных блюд».
Представители народной медицины — первые диетологи, указавшие на важность правильного питания,— широко рекомендовали употреблять в пищу свежую дикорастущую зелень. В последние годы наукой признано целесообразным обогащение витаминами готовых блюд и отдельных пищевых продуктов. От начала учения о витаминах до формирования современной витаминологии прошло около 100 лет, и лишь теперь установлено физиологическое значение витаминов, большая эффективность их применения. Однако рекомендации народных лекарей актуальны и по сей день.
Недавно установлено, что дикие сорта растений, как правило, богаче аскорбиновой кислотой и эфирными маслами, чем культурные. Они более устойчивы к вредителям и болезням, а калина, рябина, например, еще и более урожайны, чем культурные плодовые деревья. Н. Г. Ковалева справедливо замечает, что «за последние десятилетия в деле культивирования растений большое место занимает применение ядов для повышения урожайности, в той или иной степени не безвредных для человеческого организма. Дикорастущие же растения меньше и реже подвергаются обработке ядохимикатами».
Сейчас возрождается народный обычай заваривать чай из трав. Во многих домах добавляют в заварку душицу, мяту, зверобой, ромашку, чабрец и другие травы. Такой бодрящий, вкусный и полезный напиток особенно хорош в промозглую осеннюю погоду. Ароматом своим сразу же напоминая о лете, он пробуждает силы, прогоняет вялость и озноб.
А как употреблять в пищу свежую дикорастущую зелень? Мы ведь просто не знаем ее.
Кандидат технологических наук, повар высшего разряда В. С. Михайлов разработал целый ряд блюд, которые, включая в себя необычные сочетания продуктов, тем не менее понравятся многим сторонникам правильного и разумного питания. Подробно о секретах кухни Михайлова рассказывал альманах «ФиЗ». Есть в его собрании и тюри, например такая: 3 столовые ложки рубленых листьев молодой березы, 2 отварные картофелины, 2 луковицы, 100 г черствого черного хлеба, 3 столовые ложки растительного масла, 1 литр кваса. Березовые листья обдать кипятком, порубить. Все нарезать, положить в тарелку и залить квасом.
Можно приготовить омлет, добавив в него наряду с зеленым луком рубленые листья крапивы, подорожника, смородины, липы... В. С. Михайлов рекомендует также использовать листья гороха и фасоли (предварительно потерев их, чтобы удалить шероховатость), редиса, моркови, свеклы.
Такие рецепты, конечно, непривычны. Хотя, пожалуй, и здесь применимо выражение «новое — это напрочь забытое старое». Ученики и друзья профессора-кудесника Ивана Михайловича Саркизова-Серазини рассказывают, что он, будучи в преклонном возрасте, собирал их в поход за одуванчиками, листья и цветы которых составляли основу его любимых салатов, он очень рекомендовал их как легкое и полезное блюдо. Вообще же травы — в огромном разнообразии — входили во все рецепты Саркизова-Серазини, которые он выписывал своим пациентам и были так длинны, что только две самые крупные аптеки Москвы брались за их изготовление.
...Говорят, всякий возраст имеет свои привилегии. Когда вам за пятьдесят, многие волновавшие прежде заботы кажутся не столь существенными, и все слышнее и выразительнее становится для вас речь, которой говорит природа. Появляется способность удивляться чуду самого маленького ее творения, приходит умение ценить и беречь то, чем она так щедро одаряет нас. И, может быть, далеко еще не все эти дары раскрыты наукой.
Взять хотя бы обычный кочан капусты. Что о нем известно на сегодняшний день? «Советские ученые считают, что сок белокочанной капусты сможет заменить хирургический нож и лечить некоторые формы язв, в частности язву желудка и двенадцатиперстной кишки. Швейцарские ученые показали, что морские свинки гораздо легче переносят общую рентгенизацию тела, если в диету включена капуста. Это наблюдение подвергалось обстоятельной проверке двумя американскими учеными и подтвердилось. Как установлено, капуста содержит аскорбиновую кислоту (свежая, хорошего качества белокочанная капуста содержит этого витамина столько же, сколько апельсины и лимоны), витамины группы В, кобальт, медь, цинк, магний; она богата солями кальция, калия и особенно фосфором. В ней найдены 16 аминокислот и витамин, способствующий заживлению язв желудка и двенадцатиперстной кишки. В сырой белокочанной капусте содержится тартроновая кислота, обладающая свойством предупреждать ожирение». Наверняка будущее принесет и новые данные.
«Ешь просто — проживешь лет до ста»— гласит русская поговорка. Не в том ли заключается и главный смысл самых современных учений диетологов? Рецепт здорового рационального питания давно известен. Остается только следовать ему.
Татьяна ЛЫКОВА


СПОРТИВНАЯ СЕМЬЯ

Физкультура — занятие радостное. Как раз такое, какое поможет укрепить контакты между старшими и младшими, создать общее бодрое настроение, раскрыть лучшие качества всех членов семьи. Семейные спортивные занятия укрепляют духовное и физическое здоровье детей и взрослых, сплачивают их.

ЛЮБЛЮ ПАРУС

Мы ждали ветер, как пассажиры ждут самолет или поезд. Ветер запаздывал и появился только к ночи, когда некоторые уже весьма буднично похрапывали в каюте, а другие лежали рядком на палубе и смотрели на звезды, разговаривая, конечно, о вечном. Ветер прокрался в гавань незаметно, едва тронув вымпела на мачтах, но бдительный капитан учуял его и в глубине каюты, неторопливо вылез в кокпит, огляделся, зевнул и вроде бы нехотя скомандовал: «Аврал. Приготовиться грот ставить».
Наш капитан Слава Белоус начал игру с ветром: прикидывался сонным, недовольным, показывая ветру свое пренебрежение, злил его, как опытный боксер злит соперника на ринге, заставляя броситься в атаку. Нам не дано было повторять поведение капитана, нам следовало безропотно и охотно исполнять его команды, каким бы тоном он их ни отдал. Мы бегали, суетились, понукая и коря друг друга, стараясь заслужить похвалу капитана. Но капитаны крейсерских яхт считают похвалу одной из многих дурных примет.
Еще мгновение назад наш «Гольфстрим» был связан с берегом прочными канатами и нашими мыслями — время от времени кто-нибудь из нас бегал в будку вахтенного позвонить якобы по неотложному делу. А сейчас «Гольфстрим» медленно огибал маяк яхт-клуба, вострил нос на невидимый в темноте, лежащий за горизонтом остров. И теперь с берегом и неотложными делами нет никакой связи, что тоже является целью нашего путешествия. Так, я целый год ждал этого момента, знал: если летом не удастся уйти на «Гольфстриме» в море, значит, пропало лето, пропал отпуск.
Я никогда всерьез не занимался парусным спортом, потому что это увлечение потребовало бы все свободное время, все мысли, всю душу. Яхтсмен — это прежде всего яхтсмен. Потому я дал себе зарок не стремиться в яхтсмены, и оттого еще сильнее разгоралась запретная любовь. Мне как назло очень везло на соблазнительные встречи с парусами: видел, как зимой ребята гоняют по льду Белого моря на оснащенных парусом лыжах, даже в среднеазиатских пустынях можно увидеть парус — его приспособили к специальным шасси. Как же не любить паруса: они наше прошлое и будущее, мы просто на время о них забывали.
...Берег растворяется в темноте. Здесь, вдали от всех оков, ветер гуляет «на широкую ногу». Мы ставим сначала малый стаксель, потом большую геную, и под тремя парусами наша трехкорпусная яхта обретает заложенную в ней силу. Идем правым галсом, капитан стоит на правом поплавке, держится рукой за фал и высматривает в темноте ветер, гадает, какой у него сегодня характер. Потом перебирается на палубу главного корпуса, говорит задумчиво: «Он сегодня хандрит. От норда то в одну сторону рыскает, то в другую. Надо и на компас смотреть, и на паруса». Капитан говорит это штурвальному, начинающему яхтсмену Сергею Добровану. Но я тоже киваю в темноте головой, радуясь, что все понял в рассуждениях капитана и могу объяснить, почему при изменчивом ветре надо чаще смотреть на паруса, чтобы держать курс. Мне хочется быть нужным, полезным экипажу, хочется сменить права гостя, пассажира на обязанности матроса, ведь кое-что соображаю в этом деле и был даже несколько раз капитаном — на доске, на самой малой яхте «виндсерфер». На яхте трудно быть бездельником, эгоистом. Уж не знаю, каким магнетизмом наделен парус, но я замечал чудесные превращения с теми, кто на какой-то срок попадал под его сень. Это свойство паруса прекрасно знает наш капитан, и потому он не так давно взял в экипаж «Гольфстрима» двенадцать подростков из профтехучилища. Не только для педагогического эксперимента — нужна смена.
Из тех двенадцати ребят, которых позвал в яхт-клуб Белоус, первого выхода в море дождались не все, некоторым быстро наскучило парусное дело, они перекочевали на пляж — там вольготнее, и сегодня с нами на борту пятеро юнг: Дима Орлов, Дима Донской, Рахман Баратов, Сережа Мурашкин, Петя Куприянец, всем по шестнадцать лет. А самому старшему в команде, Константину Ивановичу Чернышеву,— семьдесят, он продолжает работать слесарем. Его сын Сергей Чернышев — кандидат технических наук, Евгений Довбня — врач-хирург, Сергей Доброван — работник фирмы «Мелодия», Владислав Селезнев — инструктор обкома партии, Александр Гармидер — художник, Вячеслав Белоус — штурман дальнего плавания, его жена Таня, мать пятерых детей,— домохозяйка. Вот такая команда на «Гольфстриме», все возрасты, все профессии покорны парусу, парус покорен им.
Уже второй час ночи, капитан гонит всех свободных от вахты спать. Но невозможно уйти в такую ночь в каюту. Ползком, чтобы надежнее было сцепление с палубой (не дай бог при такой скорости оказаться за бортом), перебираюсь на сетку, туго натянутую между основным корпусом тримарана и левым поплавком. Просовываю руку сквозь ячейку сетки, касаюсь пальцами воды — остается коротенький фосфоресцирующий след. Потом переворачиваюсь на спину. Верхушка мачты тычется в карту звездного неба, как указка учителя астрономии. Иногда на огромный белый парус падают соленые брызги, они светятся бледно-зеленым светом, кажутся пылью метеоритов, которые сегодня на диво часто рассекают небо. До чего же мудр и красив этот мир, в нем есть море, ветер, и человеку осталось лишь придумать парус, чтобы иногда чувствовать себя счастливым... Волна окатывает меня с головы до ног. От неожиданности, от холода у меня перехватывает дыхание.
— Приготовиться к повороту оверштаг!— командует капитан. Коль и я здесь, на палубе, не сплю, мне тоже находится дело. Бегу на бак переносить с борта на борт стаксель, он рвется из рук, бьет по лицу. Холодно, бр-р, быстрее бы закончить поворот, сменить галс да в каюту, спать. И тут «Гольфстрим» напарывается на волну, потом на другую, я уже весь мокрый до нитки. Вдобавок ко всему замечаю кровь на ладони — располосовал где-то кожу, даже и не заметил. Еще одна неприятность — сломался-таки ноготь о парусину, когда усмирял стаксель. Но эти напасти ничто по сравнению с тем, как капитан оценил мои старания — таким словом, которое не отыщешь в словаре морских терминов. И поделом: сначала нужно закрепить шкоты, а потом заниматься собой.
Утром, испугавшись, что проспал, выскакиваю из каюты, не взглянув на часы. Показалось, что рулевой Сережа Чернышев и стоящий рядом Женя Довбня глянули на меня с усмешкой. Вид у меня не слишком респектабельный. Чуть на отлете держу забинтованную руку, из-за чего то и дело теряю равновесие, меня бросает из стороны в сторону. Спал я, не снимая мокрых джинсов и рубашки,— не было ночью сил переодеться. Я не брит, и побриться, по всей видимости, вряд ли удастся. Холодно, неуютно — солнце запропастилось куда-то, кругом некрасивые серые волны. Глянул на часы: еще только половина седьмого, я спал всего три часа. Но теперь как-то неловко возвращаться в каюту досыпать. Мысленно произвожу учет потерям, вспоминаю все свои недавние и предстоящие невзгоды: ночью из кармана выпала телефонная книжка и юркнула в воду, лопнула подошва кроссовки, по возвращении из отпуска предстоит визит к стоматологу... Надо бы потратить отпуск на неотложные дела, столько их, что и за три отпуска не управиться. Снизу из каюты протягивают мне кружку горячего кофе и ломоть белого хлеба, намазанного баклажанной икрой. Моя «неудавшаяся» жизнь начинает преображаться.
Мы причаливаем к острову Березань. Упросил капитана отклониться от курса. Почему меня тянет сюда, как будто этот остров родина моя или обитала здесь первая юношеская любовь? Ничего подобного, я бывал на острове всего-то два раза по часу-полтора. Остров этот мал, пешком обойдешь его по периметру за двадцать минут. Говорят, что сверху Березань очертаниями напоминает каплю. В истории этого острова, как в капле воды, отразилась богатая история нашего Отечества. Археологи давно облюбовали этот остров. Историки считают, что здесь останавливались князья Игорь и Олег, причаливали к этому берегу дружины галицких русичей, направлявшихся на битву против татаро-монгольских орд, находили отдых на Березани запорожские казаки. А вот еще один камень истории, оказавший более заметное влияние на нашу биографию. 6 марта 1906 года на острове Березань был расстрелян командующий революционной эскадрой лейтенант Петр Шмидт, его товарищи Никита Антоненко, Александр Гладков, Сергей Частник. Старые камни, стены уходят вглубь, в землю. Рядом с ними тянутся ввысь три каменных паруса — обелиск героям, его построили недавно. Издалека видны эти вечные паруса.
В море человеку солнце нужнее, чем в лесу, в степи. Солнце преображает море, делает его синим и теплым. Августовская благодать и в людях вызывает благодушие. А у нас на корабле бунт. Возможно, на берегу он остался бы незамеченным. Вчера с умилением наблюдал за юнгами, это и натолкнуло меня на мысль о том, что жизнь под парусом стремительно совершенствует человека, и не надо якобы прикладывать для этого никаких педагогических усилий. Но вот заходим в порт Очаков, швартуемся, и капитан говорит одному юнге: «Вон стоит «Комета», бери за три рубля билет до Одессы, и будь здоров». Помощники капитана уходят на берег сделать отметку в маршрутном листе. Я остаюсь, хочу поговорить с капитаном, все уладить. К чему лишние строгости? Но Слава неумолим:
— Или пусть сматывает удочки, или из каюты за весь поход не выйдет, будет под арестом. Ничего не хочет делать. А остальные берут с него пример. У нас как было? Мы старались на хорошего равняться, мы серьезнее были — я имею в виду мое поколение, да и твое, послевоенное. А нынешние: гы-гы, все им смешно, на все им наплевать. Если бы меня в детстве на такой парусник взяли — я бы языком палубу вылизал.
Капитан немного сгущал краски, высказывая традиционные претензии к младшему поколению. Но основания для невеселых размышлений были. Припомнил собственные наблюдения. Ребята не очень умело и не очень охотно чистили картошку. И более романтичные команды исполняли в основном спустя рукава, все это не имело ничего общего с той «психологической» игрой, которую капитан вел с ветром. Юнгам, похоже, было просто неинтересно, некоторые исподтишка посмеивались над капитаном, пародируя его манеру говорить. Чем же по-настоящему заинтересовать их, нынешних городских подростков? Что они любят, чем увлекаются? Музыкой? У них с собой портативный магнитофон, десяток кассет. Не могут жить без музыки. Но мне почему-то претит такая музыкальность. Когда-то музыкальностью считалось умение играть на пианино, на скрипке, на баяне. Позже, во времена моего детства, в 60-е годы, почти все подростки играли на гитаре, знали песни Окуджавы, Никитина, Визбора... Наши сегодняшние спутники умеют лихо ударять лишь по клавишам магнитофона.
Ну что ж, есть испытанный способ воспитать достойного юношу: отправить его в плавание. Мы продолжаем наш рейс, берем курс на остров Тендру. Ветер размяк под полуденным солнцем, «Гольфстрим» делает не больше пяти узлов. Значит, землю мы увидим только к вечеру. После обеда юнги примостились было поспать в гамаке между поплавками, но капитан созвал их на очередное занятие. Они учились вязать морские узлы. Из скольких же умений складывается мастерство яхтсмена? Капитан, взрослые яхтсмены за время нашего плавания чуть ли не каждую минуту чему-то обучали юнг. Но юнги не проявляли особого усердия. Вдруг на палубе появляется крохотная птичка, мухоловка. Как она залетела сюда, каким ветром занесло ее на «Гольфстрим»? Тем более что и ветра сейчас почти нет. Пичужка летает по палубе, смело порхает меж нами, потом, пообвыкнув, запросто садится на плечо, на палец, на макушку. Юнги начинают с ней забавляться, и капитан настроен по отношению к гостье благодушно, но все же прекращает потеху. Юнги снова начинают вязать морские узлы.
Я перебираюсь на самый нос, на ахтерпик, исполняя обязанности впередсмотрящего. В этом есть необходимость: вокруг Тендры множество мелей, за века и тысячелетия несметное количество судов нашли здесь свою гибель. Коварен необычный остров, притаился в волнах так, что даже и вблизи редко заметишь. Я взялся быть впередсмотрящим еще и потому, что быстрее хочу увидеть Тендру, хочу увидеть ее первым. Давно люблю эту узкую (шириной от двадцати метров до двух километров) и длинную (под 70 километров) песчаную косу. Много названий у Тендры. Когда-то называли ее Ахиллесов Бег или Ахиллесово Ристалище, потому что по преданию быстроногий Ахилл устраивал здесь воинские состязания, некоторые считают, что он гнался по этой полоске земли за Ифигенией. Когда-то в этих местах был остров, носящий и мое имя. Но просуществовал он недолго, каких-нибудь пять минут после того, как я его открыл. Было это так: мы купались, я отплыл на сотню метров от острова Долгого и вдруг уперся рукой в песок. Это была отмель, маленький ее клочок — двумя ладонями можно накрыть, чуть возвышавшаяся над водой. Я ступил на нее ногой, постоял, повертелся, присел. Но тут набежала волна и слизала мой остров, я остался ни с чем. Ничего я не приврал в этом рассказе. Дело в том, что весь архипелаг островов в этой части Черного моря называется аккумулятивно-динамической системой, а эти острова — не материкового, а намывного происхождения, состоят в основном из песка и ракушечника. Тендра нередко меняет свои географические очертания, образуя новые проливы или перешейки. Вот такое это чудо, о котором еще много можно рассказывать. Упомяну хотя бы диких лошадей, которые здесь водятся. Есть ли еще в Европе где такое место? Теперь вы понимаете, почему я вызвался быть впередсмотрящим? Мы долго, часа два, шли вдоль косы, ища место, где бросить якорь. Я все время смотрел на остров, который был в тридцати-сорока кабельтовых по правому борту. Узнавал старинный, один из самых старых на Черном море, Тендровский маяк, редкие строения, очертания низких кустарников. Ребята-юнги тоже всматривались в пустынные берега. Смею думать, что их тронула необычная красота. Вот оно, благоприятное воздействие первозданной природы на избалованное городское дитя. Вдруг у меня обнаружилась пропажа. Час назад я привязал на тонкий канатик свои тренировочные брюки и бросил их за корму — есть такой экстравагантный способ стирки морской робы. И вот теперь брюк не вижу. Спрашиваю у юнг — они недавно крутились на корме. Улыбаются, ничего вразумительного не отвечают. Но уже нет времени на дознание, нас всех — капитана, матросов, пассажиров — ждет нешуточная морская работа. Готовимся встать на якоря, условия очень сложные: норд норовит прижать «Гольфстрим» к острову, здесь отмели, а дно песчаное, якоря будут плохо держать. В то же время хочется подойти как можно ближе к берегу, чтобы высадиться на него с помощью двух утлых пластмассовых лодок, которые есть на борту. Вот это уже настоящий аврал, все бешено работают, никто себя не жалеет: если такую махину, как «Гольфстрим», выбросит на берег — пропала великолепная яхта. Бросаем якоря, опускаем паруса, проверяем — держат якоря или ползут. Кажется, стоим.
Однако ночка будет непростая, если ветер, прижимающий нас к берегу, не утихнет. Переводим дыхание, смотрим друг на друга, вспоминаем то, что было только сейчас. Кто-то чуть не упал с поплавка в воду — его тотчас же поддержали. Кто-то единым махом пролетел с бака на корму, чтобы перехватить якорный конец. Сплетались в едином усилии наши руки, кого-то для дела ругнул капитан. Расцарапанная щека. Не очень умная, но актуальная шутка. Виноватый взгляд и моментальное прощение нечаянной неловкости. А то, что брюки у меня пропали — так ведь это было давно-давно. Столько после этого событий произошло. А пока что мы победили. Пришли к острову в назначенный час, встали на якоря, сейчас будем ужинать, все вместе, за одним большим столом. Капитан кого-то обязательно накажет. Он найдет, за что наказать. Юнга снова на него обидится. Такова жизнь под парусом. А ночью мы все разом вскочим по команде и будем из кожи лезть, чтобы штормовой ветер не выбросил «Гольфстрим» на берег.
Придет час, когда мы все почувствуем себя одной командой, с которой мне, к сожалению, придется расстаться, потому что кончается отпуск.
Геннадий ШВЕЦ

<- предыдущая страница следующая ->